Ультиматум Борна (пер. П. В. Рубцов) - Страница 173


К оглавлению

173

– О нет, дорогая. Я просто устал.

– Понимаю, сэр. Внезапные перелеты так утомительны, особенно длительные и без должного комфорта.

– Вы правы по всем трем пунктам, мисс, – согласился Панов, забирая свой бурбон. – Благодарю вас.

– Вы, конечно, американец.

– Как вы догадались? На мне нет ни ковбойских сапог, ни гавайской рубашки.

Стюардесса обворожительно улыбнулась:

– Я знаю водителя, который привез вас сюда. Он работает в американской службе безопасности... Очень милый и весьма привлекательный молодой человек...

– Служба безопасности? Вы имеете в виду – в полиции?

– Да, что-то вроде этого. Только мы никогда их так не называем. А вот и ваш спутник... – сказала стюардесса и шепотом добавила: – Как вы считаете, может быть, ему нужна инвалидная коляска?

– Боже сохрани, нет. Он справляется сам уже много лет.

– Очень хорошо. Желаю вам приятно провести время в Париже, сэр. – Стюардесса отошла в сторону. Алекс обогнул группу оживленно болтающих о чем-то пассажиров и подошел к свободному креслу рядом с Пановым. Он присел на краешек кресла, не желая погружаться в его мягкую кожу. Чувствовалось, что он взволнован.

– В чем дело? – спросил его Мо.

– Я только что разговаривал с Чарли Кэссетом в Вашингтоне.

– Это один из тех, кто тебе нравится и кому ты доверяешь?

– Он лучше всех тогда, когда необходим индивидуальный подход или, как говорится, нужно пораскинуть мозгами. Он предпочитает смотреть и слушать сам, а не возиться с бумажками или компьютером, когда некому задавать дополнительные вопросы.

– А тебе не кажется, что ты забрел на мою территорию, доктор Конклин?

– На прошлой неделе Дэвид в такой ситуации сказал мне: «Мы в свободной стране, и, если пренебречь твоей профессиональной подготовкой, у тебя нет монополии на здравый смысл».

– Меа culpa, – кивнув, согласился Панов. – Наверное, ты был не в состоянии одобрить то, что сделал твой дружок Кэссет...

– Он сделал нечто, что и сам не одобрил бы, знай он больше о том, с кем имеет дело.

– Ну, это прямо фрейдизм какой-то... Но довольно опрометчиво с медицинской точки зрения.

– Возможно, ты прав. Кэссет пошел на соглашение с человеком в русском посольстве в Париже. Его зовут Дмитрий Крупкин. Предполагается, что мы будем работать с местной резидентурой КГБ. Я очень надеюсь, что Борна и Мари мы найдем в Рамбуйе.

– Что ты плетешь?! – едва слышно пробормотал пораженный Панов.

– Это долгая история, а времени мало. Москва твердо решила покончить с Шакалом. Вашингтон не может в данной ситуации ни защитить нас, ни оказать помощь. Советы будут для нас временно отцом родным, если нам удастся с ними сработаться.

Панов нахмурился, покачал головой, словно стараясь переварить эту неожиданную информацию, а потом сказал:

– Полагаю, это не твоя обычная шуточка... В этом есть некоторая логика. Я бы сказал, что даже как-то увереннее себя чувствуешь...

– Увы, это пока прожекты, Мо, – сказал Конклин. – Логично только на бумаге... Дмитрий Крупкин еще та штучка. Чарли с ним незнаком, а я знаю его как облупленного.

– Да? Он что, гнилой?

– Круппи – гнилой? Нет, вообще-то...

– Круппи?!

– Дело давнее... в конце шестидесятых мы работали с ним в Стамбуле, потом в Афинах, еще позже в Амстердаме... Нельзя сказать, что Крупкин крутой, хотя он и работает на Москву как сукин сын, насколько позволяют его умственные способности, а они у него вдвое лучше, чем у большинства клоунов в нашем бизнесе... Но у него есть пунктик. Дело в том, что он оказался не на той стороне, живет не в том обществе, не в той стране. Когда большевики пришли к власти, его родителям имело смысл бежать так же, как и моим.

– Я совсем забыл: ты ведь у нас русский.

– Знание русского всегда помогало мне в делах с Круппи: я улавливаю нюансы. По сути, он – стопроцентный капиталист. Круппи не просто любит деньги, это его всепоглощающая страсть со всеми вытекающими последствиями. Его можно купить при условии, что этого никто не видел и не слышал.

– Ты имеешь в виду Шакала?

– Я знаю, что в Афинах его купили греческие торговцы недвижимостью, которые продали Вашингтону дополнительные летные площадки, когда узнали, что коммунисты вот-вот вышвырнут нас оттуда. Они заплатили ему, чтобы он прикусил язык. Позднее Круппи был посредником в торговле алмазами между торговцами с Ньювмартк в Амстердаме и «дачной элитой» в Москве. Однажды мы выпивали с ним в «Каттенгат», и я спросил его: «Круппи, что за блядством ты занимаешься?» Представь себе, он сидел напротив меня в шикарном костюме, купить который мне было не по карману, и знаешь, как он ответил? «Алексей, я сделаю все, что в моих силах, чтобы превзойти тебя и чтобы Верховный Совет господствовал над миром, но если тебе захочется отдохнуть, приглашу тебя в свой „домик“ на Женевском озере». Вот что он сказал, Мо.

– Он просто великолепен. Ты, конечно, поведал об этом своему другу Кассету...

– Напротив, нет, – перебил Конклин.

– Но почему?!

– Потому что Крупкин в разговоре с Чарли ни словом не обмолвился о том, что знаком со мной. Кэссет только пытается договориться, но подписывать договор в конце концов придется мне.

– О чем ты? Какой договор?

– У Дэвида на Каймановых островах лежит больше пяти миллионов. За приемлемую для обеих сторон сумму я перевербую Круппи, и он будет работать только на нас.

– Другими словами: ты не доверяешь Кэссету.

– Вовсе нет, – ответил Алекс. – Я доверил бы Чарли свою жизнь. Просто я не уверен, что нити этой игры должны находиться в его руках. У Холланда и Кэссета – свои приоритеты, у нас – свои. У них – это «Медуза», у нас – Дэвид и Мари.

173