Холланд подался вперед в кресле и сказал:
– Я обещал Конклину, что помогу ему, если только это не помешает нам раскрыть «Медузу»... Через час он приземлится в Париже. Может быть, передать для него инструкцию, чтобы он связался с тобой?
– Пусть свяжется с Чарли Браво плюс единица, – сказал Кэссет, швыряя компьютерную распечатку на стол. – Не знаю, что я успею сделать за час, но все же попытаюсь. У меня есть секретный канал связи с этим русским благодаря нашему выдающемуся консультанту в Париже.
– Консультант заслуживает премии.
– Она и так уже намекала, или даже можно сказать, требовала. Она возглавляет самую чистую эскортную службу во всем городе: девочек проверяют еженедельно.
– Почему бы тогда не нанять их всех? – ухмыльнувшись, спросил директор.
– Сдается мне, что семь уже и так получают у нас зарплату, сэр, – якобы серьезно ответил заместитель директора, сохраняя на лице соответствующую мину, чему противоречили удивленно поднятые брови.
Доктор Моррис Панов был в таком состоянии, что едва передвигал ноги. Спуститься по трапу реактивного самолета ему помог морской пехотинец, в летней полевой форме, весь перетянутый ремнями.
– Как это вам, ребята, удается сохранять бравый вид после такого утомительного перелета? – спросил Панов.
– Пара часов на свободе в Париже, сэр, и вся наша выправка пойдет к чертовой матери.
– Дух настоящего воина неистребим, капрал. Слава Богу... А где этот хромой преступник, который летел вместе со мной?
– Его отвезли на диплограф, сэр.
– Еще раз. Существительное при глаголе совершенно непонятно.
– Это не больно, док, – засмеялся морской пехотинец, подводя Панова к электрокару, за рулем которого сидел одетый в форму шофер; на борту его машины был нарисован американский флаг. – Когда самолет заходил на посадку, пилоту сообщили, что для вашего попутчика есть срочная информация.
– Я подумал, что ему надо облегчиться.
– Наверное, и это тоже, сэр. – Капрал положил вещи на заднее сиденье электрокара и помог Панову сесть. – Осторожнее, док, приподнимите ногу.
– Это у него нет ноги, а не у меня, – сказал Панов.
– Нас предупредили, что вы были нездоровы, сэр.
– Какого черта! С ногами у меня все в порядке... Простите, молодой человек, я не хотел вас обидеть. Я просто не люблю летать в железной бочке на высоте десять тысяч метров... С Тремонт-авеню в Бронксе вышло не так уж и много астронавтов.
– Эй, док, вы не шутите?
– О чем вы?
– Да ведь я с Гарден-стрит! Знаете улицу напротив зоопарка? Меня зовут Флейшман, Морис Флейшман. Рад встретить земляка с Бронкса.
– Морис? – повторил Панов, пожимая ему руку. – Морис – «морской пехотинец»? Мне приходилось болтать с твоими родителями... Будь здоров, Мо. И благодарю за заботу.
– Выздоравливайте, док, а когда окажетесь на Тремонт-авеню, передавайте всем от меня привет, о'кей?
– Договорились, Морис, – ответил Панов, поднимая на прощание руку; электрокар рванул вперед.
Через четыре минуты в сопровождении водителя Панов вошел в длинный коридор – это был своеобразный свободный вход во Францию для членов правительств разных стран, аккредитованных набережной д'Орсэ. Они прошли в просторный холл, заполненный разноязычной публикой. Панова тревожило, что Конклина нигде не было видно, он повернулся было к своему сопровождающему, но в этот момент к ним приблизилась молодая женщина в униформе стюардессы.
– Docteur? – спросила она, обращаясь к Панову.
– Да, – откликнулся Мо. – Боюсь, что мой французский порядочно заржавел от долгого неупотребления, если я вообще его когда-либо знал.
– Это не имеет значения, сэр. Ваш спутник просил передать, чтобы вы подождали его здесь... Он вернется через несколько минут... Пожалуйста, присаживайтесь. Может быть, вы хотите выпить?
– Если не трудно, бурбон со льдом, пожалуйста, – попросил Панов, опускаясь в кресло.
– Одну минутку, сэр. – Стюардесса ретировалась; водитель поставил чемодан Панова рядом с креслом.
– Мне надо возвращаться к машине, – сказал водитель. – Надеюсь, вам здесь будет удобно.
– Интересно, куда мог подеваться мой друг, – пробормотал Панов, глядя на часы.
– Может быть, пошел искать телефон-автомат, док. Они все приходят сюда, получают какие-то сообщения и, как сумасшедшие, бегут в зал ожидания к телефону-автомату: те, что находятся здесь, им почему-то не нравятся. Быстрее всех бегают русские, а медленнее всех – арабы.
– Должно быть, дело в разнице темперамента, – улыбнувшись, высказал предположение Панов.
– Только не ставьте в заклад свой стетоскоп, если будете спорить об этом. – Водитель засмеялся и, салютуя, поднял руку. – Берегите себя, сэр, и постарайтесь отдохнуть. Вы выглядите усталым.
– Благодарю вас, молодой человек. До свидания.
Я устал, подумал Панов, наблюдая, как фигура водителя исчезает в длинном коридоре. Чудовищно устал, но Алекс все-таки прав: если бы он полетел в Париж без меня, я бы ему никогда этого не простил... Дэвид! Мы обязаны его найти! Ему может быть причинен невосполнимый ущерб – никто этого не понимает. Одно-единственное действие – и его хрупкая, поврежденная психика может быть отброшена на годы назад, точнее на тринадцать лет, когда он был машиной для убийства... Он опять начнет убивать, у него просто не будет другого выхода... До сознания Панова дошло, что кто-то обращается к нему.
– Извините, прошу прощения... Ваш напиток, – ласково сказала стюардесса. – Я не знала, будить ли вас, но вы шевельнулись и застонали так, словно вам больно...