– Папа, пойми, они все завидовали мне. Тому, как я выгляжу, тому, какие девочки со мной... Они все против меня! Иногда мне кажется, что на самом деле они хотели через меня навредить тебе! Ты же знаешь, что они говорят: Старший и Младший, лихие ребята, ну и все такое... Помнишь ту статью в «Дейли ньюс», где нас сравнили с Фербенксами?
– Я знаком с Дугом сорок лет! – взревел отец. – Он до самого верха добрался, один из лучших.
– Он не учился в Эндовере и Йейле, папа.
– Боже, да ему это и не нужно!.. Дай подумать, может, дипломатическая служба?.. Какой, дьявол тебя дери, диплом ты получил в Йейле?
– Бакалавр искусств.
– Подотрись им! Там вроде еще что-то было... Курсы или что-то вроде этого?
– Я специализировался по английской литературе, а дополнительно – по политическим наукам.
– Именно то, что надо! О сказках забудь... Будем считать, что основным предметом у тебя была эта дерьмовая политическая наука.
– Папа, но это не самый любимый мой предмет.
– Ты его сдал?
– Да... с трудом.
– Не с трудом, а с отличием! И точка!
Так Филип Эткинсон III начал карьеру на дипломатической ниве и позже никогда не жалел об этом. Ход ему дал влиятельный в политических кругах финансист, который к тому же был его отцом. И, хотя этот выдающийся человек восемь лет назад умер, Филип никогда не забывал последнего напутствия старого полкового коня: "Не зарывайся, сынок. Хочешь выпить или поблядовать – занимайся этим дома или где-нибудь в пустыне, где тебя никто не видит, понял? А со своей женой – как там ее, черт бы ее побрал – ты должен обращаться как с единственной и неповторимой всякий раз, когда вас кто-нибудь может увидеть, понял? Да, папа.
Именно поэтому Филип Эткинсон чувствовал себя особенно паршиво этим утром. Вечер накануне он провел на вечеринке с второстепенными членами королевской семьи, которые пили до тех пор, пока у них не полилось из ноздрей. Рядом с ним была его жена, которая не обращала внимания на их поведение только потому, что они были члены королевской семьи; а он выдержал только потому, что выпил семь бокалов шабли. Иногда он тосковал по старым добрым временам в Сайгоне, когда можно было пить сколько угодно и заниматься чем угодно.
Телефонный звонок заставил Эткинсона немного смазать подпись на документе, в котором он не понимал ни слова.
– Да?
– Сэр, на линии верховный комиссар из венгерского центрального комитета.
– Кто это? Кто они такие? Мы их признаем? Его мы признаем?
– Не знаю, господин посол. Я даже не могу повторить его имя – не знаю, как оно произносится.
– Ладно, соединяйте.
– Господин посол? – В трубке раздался голос с сильным акцентом. – Господин Эткинсон?
– Да, Эткинсон слушает. Простите, я не припоминаю ни вашего имени, ни названия венгерской организации, от лица которой вы говорите.
– Это не имеет значения. Я обращаюсь к вам от имени «Женщины-Змеи»...
– Стоп! – вскрикнул посол при Сент-Джеймском дворе. – Оставайтесь на линии, мы возобновим разговор через двадцать секунд. – Эткинсон включил под столом скремблер и немного подождал, пока не утихли звуки, свидетельствующие о том, что подслушивание невозможно. – Теперь все в порядке, продолжайте.
– Я получил инструкции от «Женщины-Змеи», и мне было приказано получить их подтверждение от вас.
– Подтверждаю!
– Следовательно, я должен выполнить эти инструкции?
– Боже правый, да!!! Все, что они скажут. Вспомните, что случилось с Тигартеном в Брюсселе и Армбрустером в Вашингтоне! Делайте все, что они скажут!
– Благодарю вас, господин посол.
Борн принял горячую ванну, а потом встал под ледяной душ. После этого он сменил повязку на шее, вернулся в комнату и упал на кровать... Итак, Мари нашла простой и оригинальный способ для того, чтобы добраться до Парижа. Проклятие! Как ему разыскать ее?! Понимает ли она, что творит?! Дэвид с ума сойдет... Запаникует и сделает тысячу ошибок... О Боже, ведь Дэвид – это я!
Стоп! Прекратить! Задний ход!
Зазвонил телефон – он тут же снял трубку.
– Да?
– Сантос хочет вас видеть. С миром в сердце.
Вертолет «Скорой помощи» опустился на самом краю полосы; двигатели были выключены, и лопасти постепенно остановились. Согласно установленной процедуре выгрузки больных только после остановки винта открыли люк и опустили трап. Сначала на бетонную дорожку спустился санитар, он помог выйти Панову, которого человек в штатском проводил к лимузину. Внутри его ждали Питер Холланд – директор ЦРУ и Алекс Конклин. Психиатр уселся рядом с Холландом, несколько раз выдохнул, глубоко вздохнул и откинулся на спинку сиденья.
– Маньяк, – четко сказал он. – Я абсолютно безумен и готов подписаться под этим диагнозом.
– Вы в безопасности, и сейчас важно только это, док, – перебил его Холланд.
– Рад тебя видеть, сумасшедший Мо, – добавил Конклин.
– Вы представляете, что я натворил?.. Сначала я специально направил автомобиль в дерево – а ведь сам сидел впереди! Потом я оказался в машине вместе с уникальным существом, у которого в голове еще больший сумбур, чем у меня. Ее либидо безгранично, и она на всех парах несется, скрываясь от своего мужа – шофера-дальнобойщика, у которого, как выяснилось впоследствии, такое чудное имя – Бронк. Эта шлюха держала меня как заложника, в случае чего угрожая закричать: «Насилуют!» И это в придорожном кафе, переполненном парнями, которые вполне могли бы войти в список лучших защитников Национальной футбольной лиги... Один из них помог мне скрыться от этой бабы. – Панов внезапно остановился и вынул что-то из кармана. – Прошу принять, – продолжил он, передавая Конклину пять водительских удостоверений и около шести тысяч долларов.