Ультиматум Борна (пер. П. В. Рубцов) - Страница 74

Старик, которого звали Жан-Пьер Фонтен, взглянул на Мари, та кивнула.

– Карлос-Шакал – легенда, но не фикция, это суперубийца, которому сейчас около шестидесяти; ходят слухи, что он болен, но он по-прежнему одержим невероятной ненавистью. Это человек со множеством личин, некоторые из них нравятся тем, у кого есть причины любить его, другие ненавидят его, считая, что он квинтэссенция зла, – и у всех есть резон считать себя правыми, поскольку их суждения зависят от точки зрения. Я сам – яркий пример человека, имевшего обе эти точки зрения, но в конце концов мой мир вряд ли похож на ваш, как вы совершенно справедливо заметили, святой Фома Аквинский.

– Merci bien.

– Но ненависть, которая овладела Карлосом, словно рак, пожирает его стареющий мозг. Одному человеку удалось обойти, обмануть его, присвоив себе его убийства, взяв ответственность за работу Шакала, тем самым каждый раз – убийство за убийством – доводя его до сумасшествия. Карлос всеми силами старался исправить свой послужной список, пытаясь сохранить образ самого могущественного наемного убийцы. Этот человек ответствен за смерть любовницы Шакала – даже больше чем любовницы: его опоры, его возлюбленной с детства, его партнера. Это единственный человек из сотен, а может, и тысяч посланных правительствами разных стран, который когда-либо видел Шакала в лицо. Человек, который проделал все это, был созданием американской разведки. Странный человек, три года ежедневно игравший со смертью... Карлос не успокоится, пока не накажет... этого человека и... не убьет его. Этот человек – Джейсон Борн.

Пораженный рассказом француза, Префонтен подался вперед.

– Кто же он, Джейсон Борн? – спросил он.

– Мой муж, Дэвид Уэбб, – ответила Мари.

– О Боже, – прошептал судья. – Пожалуйста, дайте что-нибудь выпить.

– Роналд! – крикнул Джон Сен-Жак.

– Слушаю, босс! – откликнулся охранник, сильные руки которого всего час назад удерживали хозяина на вилле номер 20.

– Принеси нам немного виски и бренди, будь добр. В баре должно что-то быть.

– Сейчас, сэр.

Оранжевый шар на востоке внезапно прибавил огня, и его лучи мгновенно разогнали остатки предрассветного морского тумана. Молчание было нарушено словами старого француза, говорившего по-английски с сильным акцентом.

– Я не привык к такому обслуживанию, – сказал он, бесцельно вглядываясь через перила балкона в раскинувшуюся перед ним перспективу с каждой секундой становившихся все более светлыми вод Карибского моря. – Когда просят что-то принести, я всегда думаю, что обращаются ко мне.

– Больше этого не будет, – произнесла Мари и тихо, преодолев внутренний барьер, добавила: – Жан-Пьер.

– Думаю, можно жить и с этим именем...

– А почему не здесь?

– Qu'est-ce que vous dites, madam?

– Подумайте об этом. Париж может оказаться не менее опасным для вас, чем улицы Бостона для нашего судьи.

Судья, о котором зашла речь, был погружен в задумчивость, но тут tia столе расставили несколько бутылок, стаканов и ведерко со льдом. Мгновенно очнувшись, Префонтен налил себе какого-то экстравагантного напитка из стоявшей ближе всего к нему бутылки.

– Я должен задать вам вопрос-другой, – многозначительно сказал он. – Можно?

– Валяйте, – отозвалась Мари. – Не уверена, что смогу или захочу отвечать, но попытайтесь.

– Выстрелы, распыленная аэрозолем на стене краска, – мой «кузен» сказал, что и краска, и эта надпись входили в полученные им инструкции...

– Да, mon ami. Так же, как и громкий звук выстрелов.

– Но почему?

– Все должно выглядеть так, как требовал Шакал. Выстрелы – еще один штрих, который должен был привлечь внимание к этому событию.

– Почему?

– В Сопротивлении нас научили этому – не то чтобы я когда-либо был кем-то вроде Жан-Пьера Фонтена, но малую лепту в освобождение Франции я внес. Это называлось «подчеркиванием»: делалось своеобразное заявление, чтобы всем было ясно, что ответственность за акцию несет подполье. Об этом знали абсолютно все.

– Но почему здесь?

– Медсестра Шакала мертва. Теперь никто не сообщит ему о том, что его инструкции выполнены.

– Галльская логика. Совершенно непостижимая.

– Французский здравый смысл. Совершенно неоспоримый.

– Почему?

– Завтра к полудню Карлос будет здесь.

– О Боже мой!

Вдруг зазвонил телефон. Джон Сен-Жак дернулся было вскочить со стула, но сестра опередила его. Она быстро выскочила в гостиную и сняла трубку телефона.

– Дэвид?! – с надеждой воскликнула Мари.

– Это Алекс, – произнес на другом конце линии задыхающийся голос. – Боже, я непрерывно накручивал этот чертов диск на протяжении трех часов! С вами все в порядке?

– Мы живы, хотя и не должны были быть живыми.

– Старики! Это парижские старики! Джонни успел...

– Джонни-то успел, но они на нашей стороне!

– Кто?

– Старики.

– Это совершенно не имеет смысла!

– Нет, имеет! Мы контролируем ситуацию. Что с Дэвидом?

– Я не знаю! Телефонная линия отключена. Повсюду какая-то чушь! Я задействовал полицию...

– К черту полицию, Алекс! – возопила Мари. – Задействуй армию, морскую пехоту, ваше чертово ЦРУ! Вы нам должны!

– Джейсон не разрешит. Сейчас я не могу пойти против него.

– Тогда вот что, послушай: завтра Шакал будет здесь! Вы обязаны что-то сделать!

– Ты не понимаешь. Мари. На поверхность всплыла прежняя «Медуза»...

– Будешь мужу моему рассказывать эту чертову сказку о «Медузе»! Шакалу на это наплевать, и он прилетает сюда завтра!

– Дэвид будет на месте, и ты это знаешь.

– Да, знаю... Потому что теперь он Джейсон Борн.