Ультиматум Борна (пер. П. В. Рубцов) - Страница 204

204

– Знаешь, юнец, я вполне могу повесить трубку и забыть о твоем существовании, и это будет полезно для моего кровяного давления.

– Послушай, бандит, речь идет о моей сестре и о том парне, за которого она вышла замуж... Ему, как мне кажется, сейчас совсем не сладко. Пять лет назад вы, ублюдки, – повторяю: вы, ублюдки, – едва не угробили их обоих в Гонконге и кое-где еще к востоку от него. Я не знаю всех фактов, потому что они либо слишком честны, либо слишком глупы, чтобы придавать их огласке, но мне известно достаточно, чтобы у себя на островах я не доверил бы тебе и должности официанта!

– По крайней мере, честно, – смягчаясь, заметил Холланд. – Не то чтобы это было важно, но тогда я не сидел в этом кресле.

– Это и не важно. Суть вашей тайной системы такова, что и ты поступил бы таким образом.

– Может, и поступил бы... Так же, как и ты, если бы знал все... Но это тоже не важно. Это уже история.

– А сейчас – это сейчас, – перебил Сен-Жак. – Что случилось в Париже? Что за «неприятный инцидент»?

– По словам Конклина, на частный аэродром в Понкарре было совершено нападение. Его отбили... Ни твоего зятя, ни Алекса не ранили. Вот и все, что я могу сообщить тебе.

– А больше мне ничего и не надо.

– Я только что разговаривал с Мари. Она сейчас в Марселе и будет у нас завтра утром. Я лично встречу ее и доставлю в Чесапик.

– А что с Давидом?

– С кем?

– Зятем моим!

– Ах... да, понял. Он сейчас на пути в Москву.

– Куда?

* * *

Самолет «Аэрофлота» свернул с посадочной полосы аэропорта «Шереметьево». Пилот провел его еще примерно с четверть мили по расположенной рядом рулежной полосе и остановился недалеко от здания аэропорта.

– Перед выходом будет пяти-семиминутная задержка. Пожалуйста, оставайтесь на местах, – объявили по-русски и по-французски.

Объяснения этой информации не последовало, и те пассажиры парижского рейса, которые не были советскими гражданами, вновь взяли газеты и журналы, предполагая, что задержка вызвана взлетом другого самолета. Однако граждане СССР, а также пассажиры, уже знакомые с тем, как проходит процедура прибытия в Москву, поняли, в чем дело. Происходила эвакуация если не всех, то части людей из передней части самолета, которая была предназначена для особых пассажиров. К выходу обычно подкатывали трап, а в нескольких десятках метров от самолета ждал правительственный лимузин. Чтобы выходящих особых пассажиров невозможно было запомнить, стюардессы сновали по салону самолета и следили за тем, чтобы никто не фотографировал. Такого никогда и не случалось. Прибывшие путешественники были поручены заботам КГБ. По причинам, которые могли объяснить только в Комитете, их не должны были видеть в здании международного аэропорта «Шереметьево».

Алекс Конклин, хромая, спустился по трапу, вслед за ним сошел Борн с двумя дорожными сумками, вмещавшими их багаж. Навстречу им уже спешил Дмитрий Крупкин.

– Как там ваш друг доктор? – стараясь перекричать шум двигателей, спросил офицер советской разведки.

– Держится! – прокричал в ответ Алекс. – Может, у него и не выйдет, но он чертовски хорошо борется!

– Это твоя вина, Алексей! – Самолет покатил в сторону. Крупкин понизил голос, но говорил по-прежнему громко, хотя и не кричал. – Надо было позвонить Сергею в посольство. Его ребята были готовы сопровождать вас, куда бы вы ни пожелали.

– Мы подумали, что если поступим так, то пошлем тебе сигнал тревоги.

– Лучше ложная тревога, чем попасть в перестрелку! – возразил русский. – Люди Карлоса никогда бы не осмелились напасть на вас, зная, что вы под нашей защитой.

– Это не Шакал, – сказал Конклин. Он уже не кричал, поскольку шум самолета превратился в легкий гул.

– Конечно, не он сам... Шакал ведь здесь. Это его бандиты выполняли приказ...

– Не было ни приказа, ни его бандитов.

– Что ты имеешь в виду?

– Позже поговорим. Давай выбираться отсюда.

– Подожди. – Крупкин нахмурился. – Сначала поговорим... во-первых, добро пожаловать в Россию. Во-вторых, я буду тебе признателен, если ты воздержишься от обсуждения некоторых аспектов моего стиля жизни на враждебном, грозящем нам войной Западе, где я бываю по поручению нашего правительства...

– Знаешь, Круппи, однажды они прищемят тебе хвост.

– Никогда. Они меня обожают, так как я скармливаю Комитету больше полезных слухов о высшем свете загнивающего, так называемого свободного мира, чем любой офицер зарубежной резидентуры. К тому же я как никто другой умею развлекать начальство в этом самом загнивающем мире. Если нам в Москве удастся загнать в угол Шакала, меня непременно сделают членом Политбюро, да еще Звезду Героя повесят.

– Вот тогда-то ты поворуешь...

– Почему бы и нет? Все воруют...

– Если не возражаете, – резко прервал их Борн, опуская обе сумки на землю. – Что случилось? Какие успехи на площади Дзержинского?

– Есть кое-какие... Если вспомнить, что у нас было меньше тридцати часов. Мы сузили круг подозреваемых до тринадцати человек, – все они свободно владеют французским. За ними ведется слежка с использованием как электроники, так и людей; нам точно известно, где они находятся каждую минуту, с кем они встречаются и с кем разговаривают по телефону... Этой работой руковожу я и еще два сотрудника, которые не только не владеют французским, но и по-русски-то как следует говорить не могут. Однако они абсолютно надежны и на сто процентов преданы своему делу. Мы все сделаем, чтобы поймать Шакала.

– Ваша слежка – дерьмо, и ты это прекрасно знаешь, – сказал Алекс. – Ваши ребята проваливаются в унитаз в женском туалете, когда преследуют какого-нибудь мужика.

204