Ультиматум Борна (пер. П. В. Рубцов) - Страница 159

159

Бернардин похлопал Доминик по плечу, поднес указательный палец к губам и кивнул в сторону водителя. Доминик быстро добавила:

– Человек, с которым вы хотите побеседовать наедине, туда не придет.

– Это похоже на правду, – согласился, подавшись вперед и посмотрев мимо Лавье на ветерана Второго бюро, Борн. – На бульваре Монтеня находится ее квартира, где она должна переодеться... Мы не сможем пойти вместе с ней.

– Есть только одно «но», не так ли? – отреагировал Бернардин. – Мы ведь никак не сможем проследить за тем, что она будет делать с телефоном.

– Глупцы!.. У меня нет иного выбора, кроме сотрудничества с вами... если вы не понимаете этого, вас нужно водить по кругу под охраной цепных псов! Этот старикашка при первой возможности внесет мое имя в досье Второго бюро... А как должно быть понятно печально известному Джейсону Борну (если у него есть хоть заочная связь со Вторым бюро), сразу возникнет несколько весьма важных вопросов... К слову сказать, когда-то их задавала себе и моя сестра Жаклин. Кто он, этот Джейсон Борн? Существует он или нет? Кто он на самом деле – азиатский убийца или фальшивка, человек из легенды?! Однажды ночью Жаклин, немного перебрав, позвонила мне в Ниццу. Эту ночь вы должны помнить, мсье Борн, – ночь в чрезвычайно дорогом ресторане в предместье Парижа. Вы угрожали ей... от лица могущественных анонимов вы угрожали ей! Вы требовали, чтобы она рассказала, что ей известно о некоторых ее знакомых – о ком конкретно, я уже не помню... Вы ее напугали. Она сказала, что вы словно сошли с ума, глаза у вас остекленели, и вы забормотали слова на языке, которого она не могла понять.

– Я все помню, – перебил ее Борн. – Мы ужинали, я ей угрожал, и она испугалась. Она пошла в туалет, заплатила кому-то, чтобы он позвонил по телефону, и мне пришлось убраться оттуда.

– А теперь к тем влиятельным анонимам прибавляется еще и Второе бюро? – Доминик Лавье несколько раз покачала головой и понизила голос: – Нет, господа, я знаю, как можно выжить в этом мире, и не стану играть против таких козырей. Я знаю, когда в баккара нужно бросить карты.

После некоторого молчания заговорил Бернардин:

– Где вы живете на бульваре Монтень? Я назову ваш адрес водителю, но прежде, чем я сделаю это, хотел бы предупредить вас, мадам: если вы попытаетесь нас обмануть, вам придется познакомиться со всеми ужасами Второго бюро.

* * *

Мари сидела за столом в маленьком номере отеля «Мёрис» и просматривала газеты. Она была рассеянна: о том, чтобы сосредоточиться, не могло быть и речи. В отель она вернулась вскоре после полуночи, посетив за день пять кафе, в которых много лет назад она бывала вместе с Дэвидом. Вернувшись, она долго не могла заснуть. Наконец, около четырех, усталость взяла свое, и, перестав вертеться, она заснула, забыв выключить ночник, и пробудилась почти через шесть часов. Так долго она не спала со времени первой ночи, проведенной на острове Спокойствия, который уже превратился в призрак, напоминая о себе только ощутимой болью от невозможности увидеть детей и услышать их голоса. Не думай о них... Думай о Дэвиде... Нет, думай о Джейсоне Борне! Где он? Сосредоточься!

Она отложила парижскую «Трибюн» и налила себе третью чашку кофе, глядя через раздвижные двери на маленький балкон, выходящий на улицу Риволи. Ее огорчало, что яркое утро превращалось в отвратительный серый день. Вскоре пойдет дождь, и это затруднит поиски на улицах. Смирившись с этим, она допила кофе, поставила элегантную чашку на столь же элегантное блюдце, жалея, что это не простые глиняные кружки на их кухне в Мэне, которые они с Дэвидом так любили...

Господи, вернутся ли они туда когда-нибудь? Не думай об этом! Сосредоточься!

Мари взяла «Трибюн». Бесцельно перелистывая страницы, она замечала только отдельные слова, не схватывая смысла предложений, не улавливая мысли, – видя только слова, слова... Вдруг внизу бессмысленной колонки она заметила обведенное в рамку бессмысленное сообщение, засунутое в самый низ столь же бессмысленной страницы.

Слово «мимам» и номер телефона. Несмотря на то, что «Трибюн» печаталась на английском, ее быстро переключавшийся с одного языка на другой французский ум рассеянно перевел это слово как «мэма-ам». Она уже собиралась перевернуть страницу, как сигнал из другой части ее мозга прозвенел: стоп!

Мимам... мамим – перевернутое наоборот слово: так ребенок пытался облегчить себе первые попытки овладения языком. Мимам!! Джеми, их Джеми! Смешное перевернутое имя, которым он называл ее несколько недель подряд! Дэвид шутил над ней, пока она, перепуганная, беспокоилась: ни дислексия ли у их сына.

– Он тоже может запутаться, мимам, – смеялся Дэвид.

Дэвид!! Она взглянула на страницу: это был финансовый раздел газеты, который она изучала каждое утро после кофе. Дэвид посылал ей сообщение! Она вскочила на ноги, уронив на пол стул, и, зажав в руке газету, рванулась к телефону. Дрожащими руками она набрала нужный номер. Ответа не последовало: подумав, что в панике она перепутала номер или не набрала парижский код, теперь она медленно, тщательно набрала его вновь.

На другом конце линии раздавались длинные гудки. Но это был Дэвид... Она чувствовала это, она знала это! Он искал ее в «Трокадеро», а теперь использовал ласковое прозвище, которое было в ходу так недолго и было известно лишь им двоим! Любовь моя, любовь моя, я нашла тебя!.. Она знала, что не в силах оставаться в четырех стенах, меряя шагами крошечный номер, названивая то и дело и доводя себя до безумия при каждом звонке, на который не получит ответа. «Когда твои нервы напряжены до предела, найди какое-нибудь место, где ты сможешь непрерывно двигаться, и тебя никто не заметит. Надо непрерывно двигаться! Это жизненно важно. Ты не можешь позволить, чтобы от напряжения у тебя разлетелась голова». Урок Джейсона Борна. Чувствуя, что голова буквально раскалывается от мыслей, Мари оделась так быстро, как никогда прежде. Она вырвала из «Трибюн» страницу с сообщением и почти выбежала из номера, мечтая лишь об одном: поскорее оказаться посреди парижской толпы, где она сможет все время быть в движении – от одной телефонной будки к другой, – и никто не станет обращать на нее внимания.

159