– Кошмар, – произнес ветеран Второго бюро, оглядываясь по сторонам. Перед его глазами проплыли испуганные, напряженные лица в окнах всех трех домов. Разработанный заранее план лопнул после взрыва фургона и исчезновения коричневого лимузина: подручные остались без главаря, их охватила тревога. – Ошиблись не только вы, мой старый друг, – продолжил он с ноткой извинения в голосе. – Моя ошибка в том, что я неправильно указал здание.
– Вот как! – воскликнул офицер, ухватившись за возможность самооправдания. – Выходит, это ваша ошибка, Франсуа?
– События, произошедшие здесь, могли разворачиваться не столь трагично, если бы вы не бросили меня. Вы не прислушались к моим словам и позволили выбросить меня из машины... После вашего отъезда я стал свидетелем кровавой бойни.
– Но мы же выполнили ваше указание! Мы обыскали дом...
– Если бы вы остались, трагедию можно было бы предотвратить, и наш друг остался бы в живых. Придется отметить это в отчете...
– Хватит, старина, – перебил его офицер. – Давайте лучше обсудим случившееся с точки зрения пользы для нашего отдела... – Пронзительный вой пожарной машины оборвал офицера на полуслове. Бернардин увлек за собой протестующего офицера на другую сторону бульвара якобы для того, чтобы не мешать пожарным, и надеясь, что их голоса услышит Джейсон Борн. – Когда прибудут наши люди, – продолжил офицер, повышая голос, – мы прочешем эти дома и допросим всех жильцов!
– О Господи! – воскликнул Бернардин. – Мало вам некомпетентности... Вы хотите прибавить к ней еще и глупость.
– Не понимаю вас!
– Вы, конечно, видели коричневый лимузин?
– Да, конечно. Наш водитель сказал, что машина умчалась на бешеной скорости.
– И это все, что он вам сообщил?
– Ну, еще фургон был объят пламенем... Я спешил, передавая по рации распоряжения остальным машинам.
– Взгляните на разбитые стекла! – указал Франсуа на витрины магазинов. – Видите выбоины на тротуаре и на проезжей части? Это следы бешеной пальбы, мой старинный друг. Стрелявшие скрылись. Они думают, что я убит!.. Не надо ничего предпринимать! Оставьте жильцов в покое.
– Я не совсем понимаю вас...
– Очень жаль. Поймите, если есть хоть один шанс, что кто-нибудь из убийц получит приказ вернуться сюда, он должен вернуться беспрепятственно.
– Теперь вы говорите загадками.
– Вовсе нет, – возразил Бернардин, наблюдая за тем, как пожарные водой и пеной сбивают языки пламени. – Ваши люди должны обойти все дома, чтобы узнать, все ли в порядке, а также объяснить людям, что, по мнению властей, трагические события этой ночи связаны с разборками преступных группировок. Что, мол, кризис миновал, и нет оснований для беспокойства.
– Это правда?
– Мы должны заставить людей поверить в это. – На улицу ворвалась машина «Скорой помощи», а следом за ней две патрульные машины с включенными на полную мощь сиренами. Жильцы ближайших домов – многие в уличной одежде, другие в халатах и домашних тапочках – толпились на тротуаре. Фургон Шакала превратился в оплавленную массу искореженного металла и разбитого стекла. Бернардин продолжил: – Дайте людям время на удовлетворение естественного любопытства, а потом прикажите полицейским рассеять толпу. Через час-другой, когда обломки остынут, а трупы увезут, нарочито громко объявите своим подчиненным об окончании операции. Пусть все возвращаются в участок. Один полицейский должен оставаться на посту До тех пор, пока с улицы не будут устранены все следы ночной трагедии. Он не должен препятствовать тем, кто захочет выйти из этих домов. Понятно?
– Ничего не понятно. Вы считаете... кто-то может скрываться...
– Я говорю то, что я говорю, – с нажимом сказал бывший консультант Второго бюро.
– Значит, вы останетесь здесь?
– Да, останусь! Я буду медленно прогуливаться по бульвару.
– Ясно... Что же мне писать в отчете в полицию?
– Правду, часть правды, разумеется. Вам поступила информация от неизвестного о том, что на бульваре Лефевр в такое-то время должен произойти террористический акт. Это связано с делами, входящими в компетенцию управления по борьбе с распространением наркотиков. Вы во главе отряда полиции направлялись к указанному месту, но никого не обнаружили и уехали. Через некоторое время вы вернулись, однако было уже поздно, и вы не сумели предотвратить кровавую бойню.
– Меня могут даже похвалить, – заметил офицер, но сразу же нахмурился и осторожно спросил: – А что будет сказано в вашем отчете?
– Мне кажется, и одного отчета больше чем достаточно... – ответил восстановивший свое реноме консультант Второго бюро.
Санитары упаковали трупы в полиэтиленовые мешки и погрузили в машину «Скорой помощи». Аварийная служба при помощи крана собрала то, что осталось от фургона, на огромный прицеп. После чего рабочие вымели улицу. Кто-то из них заметил при этом, что нет смысла особенно увлекаться, а то никто не узнает бульвар Лефевр. Через четверть часа работа была закончена, и аварийная машина уехала. В аварийку сел оставленный на посту полицейский и попросил подбросить его до ближайшего полицейского участка. Было около пяти, и небо над Парижем светлело в первых рассветных лучах. Вскоре начнется новый день, очередной день карнавала жизни. Теперь единственными бодрствующими на бульваре Лефевр были обитатели домов с освещенными окнами. Внутри них кипела работа: люди, преданные Карлосу, продолжали действовать в соответствии с приказами монсеньера.
Борн сидел скрючившись в нише напротив дома, на крыльце которого испуганный и убедительный в своих доводах булочник, а вслед за ним разгневанная монахиня выясняли отношения с полицией. Бернардин прятался в другой нише, расположенной напротив того дома, возле которого останавливался фургон Шакала. Они уговорились, что Джейсон будет преследовать и захватит того, кто первым выйдет из этих домов; ветеран Второго бюро будет следить за тем, кто выйдет вторым, определит, куда он или она направляется, но не будет вступать в контакт. Борн полагал, что связным Шакала будет либо булочник, либо монахиня...