Борн отвернулся. Он тяжело дышал, уткнувшись лицом в витрину. И вдруг сквозь туман нерешительности в его голове заработала мысль Хамелеона. Он обернулся и взглянул через темную улицу на притихшие дома.
– Полиция уехала, – заметил он.
– Конечно...
– А вы обратили внимание, что из двух соседних домов никто не выходил? Посмотрите, в некоторых окнах горит свет...
– Что я могу сказать?! Я был занят и ничего не заметил. – Внезапно Бернардин встрепенулся и приподнял бровь. – Да, припоминаю, в окнах я видел лица людей...
– Но на улицу никто не выходил!
– Это вполне понятно. Патрульная машина... вооруженные люди. В таких случаях лучше посидеть дома, разве нет?
– Даже после того, как патрульные машины увезли вооруженных людей? Они просто вернулись к своим телевизорам, словно ничего не случилось? Никто не захотел выйти, чтобы поделиться наблюдениями с соседями? Это как-то неестественно, Франсуа. В этом чувствуется рука дирижера.
– Что вы имеете в виду?
– На крыльцо выходит человек. Он кричит, внимание отвлекается на него. Драгоценные секунды убегают. Потом появляется негодующая монахиня – и теряются еще секунды, которые для Карлоса равны часам. Потом организуется наступление, и Второе бюро остается с носом... А когда все заканчивается, все возвращается в нормальное русло – к ненормальной нормальности. Работа была выполнена по заранее разработанному плану, поэтому-то и не было нужды в естественном любопытстве: не было ни толпы на улице, ни возбуждения, ни обсуждения после разрешения кризиса. Находящиеся внутри люди несомненно переговорили друг с другом... Вам это ни о чем не говорит?
Бернардин кивнул и ответил:
– Предварительно разработанный план, выполненный профессионалами.
– И я так думаю.
– Это заметили вы, а я – нет, – возразил Бернардин. – Перестаньте щадить меня, Джейсон. Я слишком долго был не у дел. Размяк, постарел, потерял живость воображения.
– Я тоже, – сказал Борн. – Все дело в том, что для меня установлены слишком высокие ставки, я вынужден заставлять себя думать, как человек, которого я хочу забыть.
– Это говорит мсье Уэбб?
– Думаю, да.
– Итак, с чем же мы остались?
– С испуганным булочником и разгневанной монахиней, а если они окажутся круглыми нулями, у нас есть еще несколько физиономий, которые выглядывали из окон. Пока инициатива за нами, но долго это не протянется... Сомневаюсь, что нам предстоит ждать до утра.
– Простите?
– Карлос прикроет лавочку, и сделает это очень скоро. У него нет выбора. Кто-то из ближайшего окружения Карлоса выдал местонахождение его парижской штаб-квартиры, поэтому – можете поставить в заклад свою пенсию, если ее вам, конечно, оставят, – он сейчас делает все возможное, чтобы выяснить, кто его предал...
– Назад! – крикнул Бернардин, прервав монолог Джейсона и затащив его в нишу рядом с магазином. – Прячьтесь! Ложись!
Оба бросились на разбитую мостовую; Борн прижал лицо к стене и повернул голову, всматриваясь в улицу. Справа появился еще один темный фургон, но уже не полицейский, более блестящий, меньших размеров, несколько более кургузый, на низком шасси, но он казался более мощным. Единственной общей деталью на нем и полицейском автомобиле был резавший глаза ослепительный прожектор... Нет, не один, а целых два прожектора: по одному с каждой стороны ветрового стекла. Их лучи метались, освещая боковые части машины. Джейсон достал из-за пояса пистолет, который одолжил ему Бернардин; его спутник тоже вынул из кармана свое оружие. Луч левого прожектора прошел над ними, едва не задев их.
– Хорошо работаете, – прошептал Борн. – Как вы их заметили?
– По отражениям фар в окнах, – сказал Бернардин. – Сначала я подумал, что возвращается мой бывший коллега, чтобы докончить намеченное дело. Я имею в виду его угрозу размазать мои кишки по асфальту... Боже мой, взгляните!
Фургон, миновав два дома, въехал на тротуар и остановился перед третьим, который находился примерно в двухстах футах от магазина и дальше всего от месторасположения телефона Шакала. Машина остановилась, и сразу же распахнулась ее задняя дверца. Оттуда выпрыгнули четверо мужчин с автоматами наперевес: двое забежали со стороны улицы, один прикрывал переднюю часть машины, а последний, угрожающе выставив готовый к стрельбе «MAC-10», остался возле открытой двери. Над кирпичной лестницей возник тусклый отблеск желтого света: отворилась дверь, и на крыльце появился человек в черном плаще. Он на мгновение замер, осматривая бульвар Лефевр.
– Это он?! – шепотом спросил Бернардин.
– Нет! Если только не напялил парик и не ходит на высоких каблуках, – ответил Джейсон, засовывая руку в карман пиджака. – Я Узнаю его сразу, как только увижу, потому что он всегда у меня перед глазами! – Борн вытащил гранаты, которые также позаимствовал у Бернардина. Положив пистолет на тротуар, он проверил чеку.
– Черт подери! Вы хоть понимаете, что вы собираетесь делать? – бросил ветеран Второго бюро.
– Стоящий там человек – приманка, – ответил Джейсон, в тихом голосе которого слышались холодные нотки. – Вскоре вместо него появится кто-то другой... Он вскочит в фургон: либо на переднее сиденье, либо на заднее... Последний вариант предпочтительнее, хотя большого значения это не имеет.
– Вы с ума сошли! Вас убьют! Подумайте о своей семье! Зачем им ваш труп?
– Вы не понимаете, что говорите, Франсуа. Охранники будут заскакивать в фургон через задние дверцы – впереди нет места. Есть огромная разница между тем, чтобы выпрыгнуть или вскочить в фургон. Хотя бы с той точки зрения, что второе делается гораздо медленнее... К тому времени, когда последний будет внутри и протянет руку, чтобы захлопнуть дверцы, я успею кинуть туда гранату... А обо мне как о трупе говорить неуместно. Оставайтесь на месте!