Ультиматум Борна (пер. П. В. Рубцов) - Страница 139

139

– Аристократия возрождается, – хмыкнул Конклин. – Как говорится, положение обязывает.

– Это слишком, – запротестовал Холланд.

– Да нет, все правильно... По-гречески «аристо» означает «лучший, лучшее», а «кратия» – «правление». В Древней Греции такие люди возглавляли армии: они шли не позади, а впереди с обнаженными мечами просто для того, чтобы показать, что они готовы отдать свою жизнь вместе с самыми ничтожными, потому что ничтожные находятся под командованием лучших из лучших.

Питер Холланд откинул голову на спинку сиденья, прикрыл глаза к заговорил:

– Может быть, это отчасти и так, хотя не уверен, совсем не уверен... от нас так много требовали... во имя чего? За никому не нужный холм Свиной котлеты? Не указанную на карте ненужную местность в дельте Меконга? Почему? Ради Христа, почему?! Наших парней расстреливали с двух шагов, пули в клочья разносили им животы и грудь, а они были бессильны, потому что вьетконговцы знали джунгли лучше, чем они. Что же это за война была такая?.. Если бы ребята вроде меня не шли туда вместе с мальчишками и не говорили: «Эй, смотри, я здесь, я с тобой», – как же, черт подери, мы могли продержаться там так долго? Могли начаться массовые волнения, и, может, так оно и надо было. Этих мальчишек, не достигших Уровня третьего класса, называли ниггерами, мерзавцами, тупицами, не выучившимися читать и писать. У привилегированных была отсрочка, чтобы они, не дай Бог, не замарались, или такая служба, которая защищала их от участия в боевых действиях. А у других ничего подобного не было. И если то, что я был с ними – я, привилегированный сукин сын, – если это хоть что-нибудь значит, то это лучшее, что я сделал в своей жизни. – Холланд внезапно замолчал и закрыл глаза.

– Извини, Питер, я не хотел бередить раны... Вообще-то, я начал с моей вины, а не твоей... Черт, как все это связано одно с другим, верно? Как ты это назвал? Карусель вины? И когда же она остановится?

– Теперь же, – сказал Холланд, выпрямившись и расправив плечи. Он поднял телефонную трубку, нажал две кнопки и сказал: – Высади нас в Вене, пожалуйста. Потом найди китайский ресторан и привези нам еды. Лучшее из того, что у них есть... Люблю бараньи ребрышки и цыпленка в лимонном соусе...

* * *

Оказалось, что Холланд был прав, но только отчасти. Первое прослушивание допроса Панова, находившегося под действием сыворотки, было совершенно невыносимо, и особенно для тех, кто хорошо знал психиатра: голос опустошенный, эмоциональный надрыв. Во время второго прослушивания сразу же возникла большая сосредоточенность, причиной, несомненно, была обнаженная боль в голосе Панова. Времени для личных переживаний не было – получить информацию стало для них главным. Оба делали пометки в блокнотах, часто останавливая и заново прокручивая многие куски пленки. Третье прослушивание еще четче выявило ключевые моменты; к концу четвертого и Алекс, и Питер Холланд каждый исписали до сорока страниц. Еще час прошел в полном молчании; они анализировали то, что услышали.

– Ты готов? – спросил наконец директор ЦРУ, сидевший на диване с карандашом в руке.

– Конечно, – ответил Конклин, сидевший за столом, на котором была расставлена разнообразная электронная аппаратура...

– Что скажешь для начала?

– Девяносто девять и сорок четыре сотых процента из того, что мы услышали, не дает нам ничего... Единственное, что надо отметить, этот Уолш потрясающе ведет допрос. Перескакивает с одной темы на другую, сразу улавливая намеки... До меня их смысл дошел не сразу – а я ведь не новичок в этом деле.

– Согласен, – ответил Холланд. – И я бывал неплох, особенно когда держал в руках что-нибудь, чем можно пригрозить. Уолш действительно хорош.

– Но это неважно... А вот то, что он вытянул из Панова, очень ценно для нас. Тут есть одно «но»... Дело даже не в том, что именно Панов выдал... Мы обязаны предположить, что он выдал почти все... Гораздо важнее то, что он сам слышал во время обработки. – Кон-клин перелистнул несколько страниц. – Вот пример: «Семья» будет довольна... supreme нас благословит". Это не его слова – он повторяет чьи-то слова. Далее, Мо незнаком с уголовным жаргоном, во всяком случае не в такой степени, чтобы автоматически делать связь, а связь здесь налицо. Возьмем слово supreme и заменим в нем одну гласную, получится supremo – саро supremo, которому далековато до чистых душой небожителей. «Семья» внезапно на сотни световых лет удалится от Нормана Рокуэлла, а «благословение» вполне может означать «вознаграждение» или «премию».

– Мафия, – произнес Питер, обратив на своего коллегу прямой и твердый взгляд, несмотря на некоторое количество спиртного, обострившего эмоции. – Я не обдумывал это, но отметил для себя инстинктивно... О'кей, тут есть еще что-то, в этих строчках, именно здесь, потому что я также отметил для себя несколько нехарактерных для Панова фраз. – Холланд полистал свой блокнот и остановился на нужной странице: – Вот здесь. «Нью-Йорк хочет все». Питер продолжал переворачивать страницы. – И еще: «Этот Уолл-стрит – действительно что-то». – Директор ЦРУ вновь просмотрел свои записи. – А вот еще: «Блонди-фрукты», дальше – путаница.

– Я слышал это выражение, но не придал ему никакого значения.

– Да ты и не должен... уважаемый мистер Алексей Консоликов... – Холланд улыбнулся. – Ведь под твоей англосаксонской внешностью, образованием и всем прочим бьется сердце русского. Ты не чувствуешь того, что приходится переживать некоторым из нас.

– Хм?

– Я из тех, кого называют «стопроцентный америкашка»... И «блонди-фрукт» – всего лишь одна из многих кличек, которыми нас награждают угнетаемые меньшинства. Подумай об этом. Армбрустер, Суэйн, Эткинсон, Бартон, Тигартен – все они из «блонди». И еще Уолл-стрит... Некоторые фирмы в этом, что и говорить, финансовом бастионе принадлежат прежде всего «стопроцентным америкашкам»...

139