– У меня нет никаких оснований упоминать вас, и я не стану этого делать. Вы сами говорили, что я могу ему не понравиться.
– Не понравиться... это мягко сказано. Он отрежет твой симпатичный носик. Я не собираюсь рисковать, да и ты не похож на храбреца. Стоит тебе проболтаться об этой аварии – и не успеешь опомниться, как рядом окажется полиция.
– Знаете, вы что-то не то городите.
– Ладно, я буду городить то, что надо. Я заору: «Насилуют!» – и скажу этим водителям, а они вовсе не гомики, что подобрала тебя на дороге два дня назад и с тех пор была твоей сексуальной рабыней. Как это тебе?
– Весьма впечатляет. Могу я, по крайней мере, сходить в туалет?
– Вали. В этих туалетах телефоны пока не додумались устанавливать.
– Правда... Нет, честно, я ничуть не расстроен, просто интересно. Почему же нет? Водители дальних рейсов зарабатывают хорошие деньги, они не позарятся на мелочь.
– Мальчик, ты как с луны свалился. На дорогах всякое случается, и воруют и убивают – схватываешь? Одни люди звонят по телефону, а другим может быть интересно, кто они такие.
– Правда?!
– Ну и дубина... Давай поторапливайся. У нас времени в обрез:
только подзаправиться какой-нибудь дрянью. Вали, а я пока закажу Он поедет по семидесятому, а не по девяносто седьмому. Не сообразит.
– Сообразит что? Что это – семидесятое и девяносто седьмое?
– Да шоссе, идиот! Ты что, не знаешь, что такое шоссе? Ну и тупой же ты, лекарь. Иди облегчись, а потом, может, остановимся в каком-нибудь мотеле и продолжим нашу деловую беседу... А ты получишь аванс.
– Простите?
– Я расплачиваюсь натурой, или это против твоих религиозных убеждений?
– Ну что вы... Я всегда – за.
– О'кей. Поторапливайся!
Итак, Мо Панов направился в туалет. Увы, блондинка оказалась права: телефона там не было! Окошко, которое выходило во двор, было таким маленьким, что через него смогла бы проскользнуть разве что кошка или крыса... Но у него были деньги, – причем большие деньги, а также пять водительских удостоверений, выданные в пяти разных штатах. По лексикону Джейсона Борна, это было оружие, особенно деньги. Мо воспользовался писсуаром, а затем направился к двери; он немного приоткрыл ее, чтобы понаблюдать за блондинкой. Внезапно дверь распахнулась с такой силой, что Панова отбросило к стене.
– Эй, извини, парень! – закричал коренастый мощный детина. Он тряс психиатра за плечи, в то время как Мо ощупывал лицо после удара. – С тобой все о'кей, приятель?
– Надеюсь... Да, конечно.
– Черта с два! У тебя из носа кровь! Иди вот сюда, тут полотенца. Откинь голову, а я плесну тебе на шнобель... Теперь выпрямись и прислонись к стене. Вот так-то лучше... Мы это в момент остановим. – Детина прикладывал мокрое полотенце к лицу Панова и каждые несколько секунд проверял, остановилось ли кровотечение. – Все в порядке, приятель, почти не капает. Только дыши ртом, глубоко дыши, ты меня понял? Головой двигать можешь?
– Благодарю, – пробормотал Панов, придерживая полотенце и удивляясь, что кровотечение можно остановить так быстро. – Премного благодарен.
– Не надо благодарности – ведь это я тебя саданул, – сказал водитель. – Тебе лучше? – спросил он.
– Да, лучше. – И, пренебрегая советом дорогой покойной мамочки, Мо решил воспользоваться моментом и сойти с пути праведного. – Я должен сказать вам – это была моя оплошность.
– Что ты имеешь в виду? – спросил водитель, вытирая руки.
– Честно говоря, я прятался за дверью и наблюдал за женщиной, от которой пытаюсь избавиться... Вы меня понимаете? Детина ухмыльнулся и сказал:
– Чего же не понять? Это история человечества, парень! Они вцепляются в тебя своими коготками и – бам: плачут – ты не знаешь, что тебе делать, визжат – и ты у их ног. Со мной все по-другому... Я женился... Она настоящая европейка, понимаешь? Она не так хорошо говорит по-английски, зато благодарна... Хорошо относится к детям, хорошо относится ко мне, и я до сих пор возбуждаюсь, когда вижу ее. Не то что эти вонючие принцесски, что сидят вон там.
– Необыкновенно интересные, я бы сказал, мудрые соображения, – сказал психиатр.
– Чего?
– Неважно. Я хочу выбраться отсюда так, чтобы она не заметила. У меня есть немного денег...
– Оставь их себе... Где она?
Они подошли к двери, и Панов приоткрыл ее на несколько дюймов.
– Вон там... Видите блондинку, которая поглядывает в эту сторону? Она уже нервничает...
– Ну и дела, – перебил его водитель. – Да это же жена Бронка! Она явно сбилась с курса...
– С курса? Бронк?!
– Он работает на трассах, которые идут на восток. Что, черт подери, она-то здесь делает?
– Думаю, она старается не попасть ему под горячую руку.
– Ага, – согласился детина. – Я слышал, что она путалась с кем попало и даже денег не брала.
– Вы ее знаете?
– Кто же ее не знает, черт побери! Я был у них пару раз на пикнике. Он такой соус готовит – пальчики оближешь.
– Мне надо выбраться отсюда. Я уже говорил, что у меня есть немного денег...
– Ну, говорил... Обсудим это позже.
– Где?
– В моем грузовике. Видишь красный полуприцеп с белыми полосами, как на флаге? Обойди вокруг него и встань, чтобы тебя не было видно.
– Она заметит, как я выхожу из туалета.
– Не бойся... Я пойду к ней и сообщу ей радостную новость. Скажу, что нам по рации все уши прожужжали, что Бронк едет на юг в сторону Каролины... по крайней мере, что я так слышал.
– Как я смогу отблагодарить вас?
– Наверное, частью тех денег, о которых ты все время говоришь? Не бойся, много не возьму. Бронк – скотина, а я, как-никак, христианин, в церковь хожу.